Как все-таки мы легко отмахиваемся от малоприметных подробностей! И как много теряем, читая Писание в переводе. Упускаем подлинное звучание имен и названий, которые непременно несут в себе значение, углубляющее смысл рассказа. Вот я и решила напомнить об одном из персонажей, которому посвящены всего три стиха, с 8-го по 10-й, 12-й главы Книги Судей.
Звали его Ивцан (אבצן), в русском переводе Евсевон. И жил он в Вифлееме – Бейт-Лехеме. Было у него 30 сыновей и 30 дочерей. И отдал он дочерей замуж не в своем племени, как то было принято, а "отослал наружу", а сыновьям взял жен тоже "снаружи". То есть, завязал родственные связи с другими коленами Израилевыми. И это очень важная деталь ускользает от внимания современного читателя. Ну да, мы нынче так и женимся, особенно в Израиле – представители многочисленных общин, всех цветов и акцентов, собравшиеся сюда с разных концов света. Но во времена судей так не было – каждый знал, из какого он племени, и держался своих. А вот Ивцан взялся за то, что осуществил потом царь Давид – за превращение разрозненных колен в единый народ. Совпадение ли это?
Ивцан жил в Бейт-Лехеме – "доме хлеба" – примерно в то же время, когда туда пришла моавитянка Рут со своей свекровью Наоми. Была как раз пора уборки хлеба, и Рут пошла собирать колоски на поле Боаза, родича своего покойного мужа. Боаз поделился с молодой женщиной хлебом, а потом полюбил ее и взял в жены. Правнуком этой пары и стал Давид.
Так вот, наши мудрецы говорят, что Ивцан и есть Боаз. Ну просто два имени было у человека, так бывает. Действительно, время и место жизни этих персонажей совпадают. Да и попытка объединения, впервые предпринятая этим судьей, была потом продолжена его великим потомком.
Еще одно значение имени Ивцан – "отец сдержанности" (אב צנון). Когда Рут пришла к нему ночью на гумно, Боаз сдержал свою страсть. Он провел все необходимые обряды и женился на своей избраннице согласно закону.
Вот так говорят наши мудрецы об этом персонаже. А в русской Википедии сказано "один из шести малозначительных судей". Всего лишь. Недаром Борис Пастернак начинает свою книгу о литературном переводе фразой: "Литературный перевод невозможен". Но мы все же попробуем…